Илья Варшавский - Сборник [СИ]
А тут еще, как на грех, только Сестpopeцк проехали, спустило заднее колесо, а запасное-то Гоша оставил в гараже. Совсем скверно получилось. Однако добрались потихонечку заполночь.
— Иван Терентьевич, — робко сказал Гоша, — мне бы костер развести, я бы мигом завулканизировал.
— Ишь чего! — буркнул Есиков. — Нашел время по ночам костры разводить. Оставайся ночевать, завтра сделаешь. — И приказав Марфе Назаровне, домоправительнице своей, пристроить Гошу на веранде, отправился спать.
И было Ивану Терентьевичу Есикову, директору завода «Хозмет», во сне видение. Будто никакой он не директор, а шофер Гоша. И будто с ним, с шофером Гошей, прелестница Люсенька, не девочка, а персик. И будто меж ним, шофером Гошей, и девочкой-персиком такая жаркая любовь, что дальше некуда.
Тут мой знакомый врач-психиатр К. особо останавливается на одном обстоятельстве. Человек — по натуре — существо эгоцентрическое. Особенно этот эгоцентризм проявляется во снах. И хотя фрейдисты напустили тут иного всяческого тумана, факт остается фактом. Никогда еще в науке не был зарегистрирован случай, чтобы человек во сне видел себя кем-то другим, тем более в подобной ситуации.
И все же Иван Терентьевич, перевоплотившись в своего шофера, познал до конца тайные глубины сладостного греха. Вот так.
Немудрено, что проснулся он совсем разомлевший и утром смотрел на Гошу совсем иными глазами. Тот тоже старался, как мог, загладить вчерашнюю вину. К пробуждению Ивана Терентьевича все последствия прокола были уже устранены, а машина отполирована сверх всяких похвал.
Плотно позавтракав, выехали они к месту работы в атмосфере всепрощения и согласия.
Гоша курил, а Иван Терентьевич погрузился в размышления.
Проехали они уже больше полпути, когда Иван Терентьевич спросил:
— А тебе, Гоша, сны снятся?
— Бывает.
— И что тебе снится?
— Когда как. Вообще-то наше дело молодое, все больше бабы снятся. А вот сегодня такое приснилось — и смех и грех!
— Что же именно? — заинтересовался Иван Терентьевич. Гоша покраснел.
— Ты не стесняйся, — подбодрил его тот. — Я ведь так спрашиваю, из любопытства…
— Да… — Гоша опять закурил. — Снилось мне сегодня, что я — это не я, а вы, Иван Терентьевич.
— Как?!
— Очень просто. Будто сижу я за вашим столом и скипидарю вас же бога в мать, а вы будто не вы, а я, то есть, мой шофер. Уж больно вы мне вчера, извините, жару давали, вот, видно, и приснилось.
— Гм…
Иван Терентьевич замолчал и уже до самого завода не раскрывал
рта.
Что же касается встречи директора с секретаршей, то тут дело не обошлось без легкого налета драматизма.
Явилась она к нему в кабинет одетая как монашка, волосы собраны в узел, косметики никакой, и молча положила на стол заявление об уходе.
Иван Терентьевич встал со стула бледный, с плотно сжатыми губами и положил ей руки на плечи, честно говоря, струхнула тут Люсенька, решив было, что снимет он сейчас ремень и дополнит вчерашний разнос отеческим внушением. Однако сегодня заботы Ивана Терентьевича были отнюдь не отеческими.
— Слушай, девочка, — сказал он, глядя ей в глаза. — Погорячился я вчера малость. Ты уж на меня не обижайся.
И затрепетала Люся в руках директора, словно бабочка на булавке юного натуралиста. Невдомек ей было, что тут она в такой же безопасности, как в объятиях ресторанного медведя.
Затем Иван Терентьевич разорвал заявление в мелкие клочки и, достав из стола тот самый торт, вручил его совсем растерявшейся секретарше.
— Вот возьми в знак примирения.
Люся заплакала, а Иван Терентьевич неожиданно добавил!
— Что ж, Гоша парень, что надо. Совет вам да любовь.
Нет, не бесхребетным альтруизмом были продиктованы поступки Ивана Терентьевича. Руководствовался он в этом деле своим расчетом. Уж больно ему хотелось хоть еще раз побывать в Гошиной шкуре, и имелись у него особые соображения.
С бьющимся сердцем возвращался он вечером на дачу, предвкушая повторение волшебного сна.
Однако, сколь ни вертелся он с боку на бок в жесткой своей постели, сны приходили совсем ерундовые. То снилось ему, что вместо победитовых резцов привезли садовые грабли, то вахтеры требовали зимнее обмундирование, то уже укомплектованная партия мясорубок оказывалось совсем без ножей. И все в таком духе.
Не принесли желанных видений и следующие ночи.
И тут, поразмыслив, пустился Иван Терентьевич на хитрость. Вернувшись на дачу позже обычного, велел он Гоше оставаться ночевать на веранде, поскольку завтра нужно выехать пораньше. А хитрость состояла в том, что хотел он, так сказать, полностью восстановить условии эксперимента. И не ошибся. Сияющий, как бог, вышел он к завтраку. Что же касается Гоши, то пребывал он тем утром в отвратительнейшем настроении и на вопрос Ивана Терентьевича о причинах хандры хмуро ответил:
— Гнать надо этих снабженцев! Разве с такой землей формировать можно?
И точно! Не далее как вчера устраивал Иван Терентьевич грандиозный разнос по поводу формовочной земли. Теперь уже все сомнения у него отпали. Держал он в своих руках величайшую тайну вожделенных перевоплощений.
Дальше все шло просто. Поселил Иван Терентьевич Гошу у себя на даче, а дабы поддержать его пыл на должной высоте, предоставлял в распоряжение молодой пары свою машину на выходные дни. Совет им да любовь!
Казалось бы, чего лучше! Но вот, по прошествии некоторого времени стал замечать Иван Терентьевич, что в его снах образ Люси как-то побледнел, а порой и вовсе подменяется совсем другим. Какая-то цыганка, не цыганка, а не поймешь кто. Уж больно расплывчато, да и прежней остроты ощущений нет.
Поэтому и спросил он как-то Гошу напрямик:
— У тебя что с Люсей?
Тот только усмехнулся:
— Люся — пройденный этап. Я теперь к Анджеле бабки подбиваю. Такой кусочек, что закачаешься.
— Что за Анджела? — сухо спросил Иван Терентьевич. — Иностранка, что ли?
— Зачем иностранка? Елкина ей фамилия. Анджела Елкина из планового отдела. Разве не знаете?
Затребовал в тот день Иван Терентьевич личное дело Анджелы Елкиной из планового отдела и долго, как зачарованный, глядел на фотографию. Да… знал прохвост Гоша, где кусочек послаще!
А вечером по дороге на дачу, как бы невзначай сказал Иван Терентьевич:
— Ты… того… Если в субботу хочешь свою Анджелу за город свозить, не стесняйся, машина мне не понадобится.
— Будет сделано! — заржал Гоша.
И было в ночь на воскресенье новое видение Ивану Терентьевичу, лучше всех прежних. Словом, он понял, что действительно Люся — пройденный этап. О, царица снов моих Анджела!
